Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН
Воронежский государственный университет
Россия
УДК 398.3 Народные поверья. Народные обычаи. Празднества. Суеверия
В статье на примере Южнорусского историко-культурного региона предпринята попытка выявить роль важнейших духовных ценностей: языка, традиционной обрядности, мифологических представлений в формировании региональной идентичности личности.
духовные ценности, региональная идентичность, Южнорусский регион
Понятие «идентичность» включает в себя широчайший спектр различных элементов деятельности человека и общества. При этом индивиду свойственна принадлежность множеству идентичностей одновременно. Среди этого множества особую значимость представляет региональная идентичность, поскольку именно она выступает в качестве основы формирования норм поведения и системы ценностей населения, проживающего в регионе [3, с. 38]. Что же включает в себя понятие «региональная идентичность»? По мнению ряда современных исследователей, к его содержанию можно отнести местную интерпретацию истории страны, локальные традиции региона, предания, фольклор, мифы, язык [Там же, 5].
Данная работа посвящена региональной идентичности русских Южнорусской историко-культурной зоны. Специфика освоения этой территории, географические условия, обилие происходящих здесь этнических контактов легли в основу этнокультурной консолидации южнорусского населения и способствовали выработке в его культуре и традициях, помимо общерусских черт, специфических особенностей, подчеркивающих принадлежность их носителей именно к данному историко-культурному ареалу. Некоторые из этих особенностей, сохранившись до наших дней, демонстрируют поразительную устойчивость и неизменность даже в условиях стремительно меняющихся современных реалий и, тем самым, являются связующим звеном современной личности с его историей и культурой.
В первую очередь, речь идет важнейших духовных ценностях – обрядах, мифологических представлениях, диалектных особенностях. Рассмотрим наиболее яркие из них.
Отчетливое своеобразие прослеживается в ряде элементов южнорусской календарной обрядовой традиции. Так, отличительной чертой южнорусской масленичной обрядности, относящейся исследователями к «среднерусско-поволжскому» типу, является преобладание аграрной тематики, где ядро праздника составляет обычай «проводов масленицы». Варианты обряда разнообразны. Зачастую апофеоз Прощеного воскресенья – сожжение Масленицы. Однако только преимущественно в Южнорусской зоне был распространен обряд похорон Масленицы: шуточная похоронная процессия всегда сопровождалась шумом и весельем [6, с. 47]. В настоящее время в регионе сохраняется масленичная обрядовая традиция. Более того, в последние годы наблюдается ее популяризация и охотное участие людей в проведении данных обрядовых мероприятий. И если в городах празднование чаще идет по «общерусскому» сценарию, в сельской местности спорадически отмечается исконная южнорусская традиция похорон Масленицы [1, ДД. 2012, 2020].
Исключительно в Южнорусской зоне был известен особый обычай кумления в Троицкой обрядности, дополнявшиеся обрядом похорон и крещения кукушки. Для исполнения последнего специально изготавливали куклу кукушки, которую, по завершении троицких празднеств, хоронили [8, с. 200]. Традиция изготовления на Троицу кукушки сохранилась в некоторых селах региона вплоть до начала ХХI века: в 2004 году информация об этом была записана фольклорно-этнографической экспедицией ВГАИ в селе Полубяновка Каширского района [7, с. 42].
Своеобразием южнорусской обрядовой традиции являлось и бытование в исследуемом регионе обычая зажигания костров в навечерье Рождества, Нового года и Крещения. В Воронежской губернии их зажигали вечером на Новый год и под Крещение, и это называлось «греть родителей». В некоторых районах Тамбовской области данный обряд сохранялся еще в 1960-е гг., его называли «греть Христа» [12, с. 65; 11, с. 621]. Современные полевые исследования фиксируют данные о том, что некоторые информанты помнят о существовании в далеком прошлом таких традиций, но сам обряд уже не проводят [1].
Важнейшей духовной ценностью являются мифологические представления, которые не только отражают историю и судьбу народа, но и составляют мировоззренческую основу его культуры [9]. Многочисленные исследования южнорусской мифологии ХIХ – начала ХХ в. наглядно демонстрируют ее выразительные региональные особенности. Авторы работ второй половины ХХ – начала ХХI в., посвященных данной тематике, фиксируют бытование большинства из этих особенностей и в современных представлениях населения изучаемой историко-культурной области.
Наиболее отчетливо специфика южнорусской мифологии проявляется в наборе мифологических персонажей и их характеристиках. Так, обращает на себя внимание бытование исключительно или преимущественно в южнорусских быличках ряда особых мифологических персонажей, таких как полевой, коловерши, святочница. И если о последних в современных нарративах региона не упоминается, то о полевом – персонаже, выступающем в качестве охранителя полей, в исследуемом ареале фиксируется достаточно много рассказов и в наше время [1, 9].
Для изучаемой нами зоны характерно и отсутствие (за редким исключением) женских параллелей мужским образам и представлений о превращении духов заведомо мужского пола в существ женского пола. Тогда как для севернорусской мифологии, напротив, характерны представления о парном характере большинства мифологических персонажей, наличие женских параллелей мужским образам (домовой – домовиха и т.д.) [9].
Наблюдается также специфика представлений, связанных с пространственной локализацией мифологических персонажей: для Южнорусской зоны более типично их обитание «над землей», тогда как для севернорусской традиции – «под землей». Так, в южнорусских нарративах основная локализация домового – чердак (потолок), местом же обитания севернорусского домового чаще всего является подполье [4, с. 120-121, 143].
Современные полевые исследования фиксирую достаточно высокую сохранность мифологических мотивов в нарративах современного населения изучаемого региона. При этом речь идет не только об общерусских представлениях, но и сохранении той специфики, которая на протяжении веков была присуща исключительно южнорусским быличкам. Так, в рассказе одной из жительниц Таловского района Воронежской области, переехавшей на изучаемую территорию в юности, говорится, что «на Севере полевых нет, он только здесь водится», то есть наблюдается четкая географическая привязанность персонажа к конкретному региону. То же касается представлений о домовом: все свои шалости, описанные в местных нарративах, персонаж совершает исключительно «с потолка» [1, Д. 2012].
Средством выражения мысли, передачи информации является язык. Особенности культуры, истории, традиций из поколения в поколение передаются именно им. Создавая условия для познания истоков своего народа, язык образует его этническую самобытность [13]. При этом, язык содержит как общие компоненты культуры народа, так и своеобразные элементы, присущие определенным культурным общностям, жителям некой территории, региона.
Не является исключением и рассматриваемый нами Южнорусский регион, входящий в зону распространения выделенного диалектологами южнорусского наречия по ряду общих черт. На фонетическом уровне таковыми являются: так называемые аканье, яканье, иканье, глухое г, не смешение ц и ч. Основными грамматическими особенностями южнорусского наречия выступают: образование формы родительного и винительного падежа личных местоимений 1-го и 2-го лица, а так же возвратного местоимения с окончанием – е; в третьем лице единственного и множественного числа глаголов флексия оканчивается смягченным т (если только этот звук вообще сохраняется во флексии); инфинитивы на согласный типа несть, плесть, идить в соответствии с нести, плести, идти. Лексические явления: ток 'площадка для молотьбы', цеп 'орудие для обмолота', корец 'сосуд, которым черпают воду', рыга 'сенной сарай', люлька 'колыбель, подвешиваемая к потолку', зипун 'мужская верхняя одежда кафтанного покроя', курогод 'хоровод', брешет 'лает' (о собаке), гребовать 'брезговать' и т.д. [10, с. 149-150].
Многие диалектизмы отчетливо заметны в процессе общения с их носителями и сегодня. Наиболее очевидно данные особенности проявляются в говоре сельского населения исследуемого ареала, но и в речи городских жителей тоже нередко встречаются [1]. При этом, даже попадая в новую среду проживания (например, при переезде в другой регион), люди зачастую на протяжении всей жизни сохраняют в памяти и используют в речи специфические черты, распространенные на территории его первоначального места жительства. Таким образом, особенности говора, являясь своеобразным маркером принадлежности человека к определенной местности, выступают, на наш взгляд, ярчайшим проявлением региональной идентичности личности.
Опираясь на современные полевые материалы, в том числе, собственные, отметим, что в настоящее время определенное своеобразие важнейших духовных ценностей, таких как
обряды, мифологические представления, диалектные особенности в изучаемом регионе во многом сохранено. В отличие от традиционных элементов материальной культуры – южнорусского жилища или народного костюма, представления о которых существуют на сегодняшний день лишь в памяти людей, диалектизмы, мифы, ряд компонентов обрядовой традиции не только «живут» в народе сегодня, но и воспринимаются как «местные», «наши», «здешние». Такая устойчивость и привязанность к определенной территории демонстрирует всю силу и значимость традиционных духовных ценностей в жизни людей, потребность человека в осознании причастности к той или иной культуре, и тем самым, к пониманию своей социокультурной идентичности, в сложной конструкции которой региональная идентичность занимает важнейшее место. Осознание такой идентичности прививает человеку чувство принадлежности к определенной общности и территории, ощущение «дома», ясность в поиске «себя», и очень важно не утратить это в условиях непрерывного нарастания процессов глобализации в современном мире. Именно поэтому необходимо сохранять существующие и, по возможности, восстанавливать утраченные исконные элементы духовной культуры, которые не только участвуют в формировании региональной идентичности, но и составляют, на наш взгляд, ее фундаментальную основу.
1. Архив учебной-научной лаборатории "Этнография Центрально-Черноземных областей России" ВГУ. Титова О.Ю. 2003, 2007, 2008, 2012, 2020. Воронежская область.
2. Великорус в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т.п.: в 2 т. / собр. П. В. Шейном. – СПб.: Имп. акад. наук, 1898-1900. – 2 т.
3. Дзякович Е.В. Локальные идентичности в контексте социокультурной динамики российских регионов: автореф. дис. ... докт. культурологии. – М.: МГИКИ, 2011 – 46 с.
4. Дынин В. И. Народные верования русских Европейской части России XIX-ХХ веков: сравнительно-географическое исследование. – Воронеж: Истоки, 2004. – 228 с.
5. Махинин А.Н., Коваленко М.С. Региональная идентичность как вид социокультурной идентичности: проблемы описания и диагностики // Ученые записки. Электронный научный журнал Курского государственного университета. 2021. №3 (59). URL: https://cyberleninka.ru/article/n/regionalnaya-identichnost-kak-vid-sotsiokulturnoy-identichnosti-problemy-opisaniya-i-diagnostiki (Дата обращения: 18.04.2024).
6. Носова Г.А. Картографирование русской масленичной обрядности: на материалах XIX – начала ХХ века // Советская этнография. – 1969. – № 5. – С. 46–51.
7. Пухова Т.Ф., Сидякина Е.Н. Об этнографическом своеобразии сел Каширского района Воронежской области // Этнография Центрального Черноземья России: сборник научных трудов. – Воронеж: Истоки, 2004. – Вып. 4. – С. 40–46.
8. Соколова В.К. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов XIX – начало ХХ в. – М.: Наука, 1979. – 287 с.
9. Титова О.Ю. Ареальное исследование мифологических представлений русских Центрального Черноземья (конец 19 – начало 21 века): автореф. дис. ... канд. ист. наук. – М.: ИЭА РАН, 2015. – 28 с.
10. Титова О.Ю. К вопросу об этнокультурных особенностях южнорусского населения // Духовно-нравственное образование и патриотическое воспитание: традиции и перспективы: Сборник научных трудов по материалам Всероссийской научно-практической конференции. – Воронеж, ВГЛТУ, 2023. – С. 149-154.
11. Тульцева Л.А. Календарные праздники и обряды // Русские. – М., 1999. – С. 616 –647.
12. Чичеров В.И. Зимний период русского земледельческого календаря XVI–XIX веков: очерки по истории народных верований // Труды Ин-та этнографии АН СССР. – М., 1957. – Т. 40. – 237 с.
13. Шаалы А.С. Историческая память как отражение этнического самосознания // Вестник Тувинского государственного университета. – Социальные и гуманитарные науки. – 2010. – № 1. – URL: https://cyberleninka.ru/article/n/istoricheskaya-pamyat-kak-otrazhenie-etnicheskogo-samosoznaniya (дата обращения: 13.04.2024).
14. Юхимец М.В. Влияние процесса мифологизации на трансформацию культурной идентичности в условиях глобализации // Казанский вестник молодых ученых. – 2021. – Т. 5. – № 2. – С. 175-181.
